Возможно, вы уже знакомы с Дэвидом Бердени. Это один из ярких представителей мира фотографии, работы которого уже появлялись на страницах Losko. На этот раз мы подготовили перевод интервью, опубликованного в журнале Bleek Magazine. Он позволит нам узнать больше о Дэвиде, его подходе к фотографии и особому отношению к России.
Канадский фотограф и архитектор известен отдаленными и холодными, но невероятно атмосферными снимками интерьеров и пейзажей. Он провел десятки выставок, получил множество наград за свои работы. Посетив Россию, Дэвид влюбился в особое российское единство, открыл для себя солнце подземки, а также увидел символическую и повествовательную экспансию российской истории и политики в пространстве станций метрополитена, театров и музеев. Бёрдени погрузился в сталинскую концепцию «дворцов для людей» и объединил снятые в Москве и Санкт-Петербурге фотографии в серию под названием A Bright Future.
Дэвид, мы не нашли комментариев к снятым фотографиям на вашем сайте. Можно ли расценивать это как призыв к самостоятельной интерпретации их смыслов зрителями?
Поэты и писатели точно так же могут доносить свои идеи, концепции и эмоции без каких-либо изображений, публикуя наполненные словами работы. Мне всегда казалось, что если мои фотографии удачны, то слова излишни. Я не говорю, что описания необязательны, но я все равно предпочитаю концентрироваться на создании изображений и давать возможность распространять письменную и концептуальную информацию тем, кто представляет мои работы.
География ваших снимков впечатляет, но что именно привлекло вас в России?
Я встретил там гордость жителей за свою страну, любовь к ней и чувство преданного патриотизма, которого не встретить где-либо ещё. Русские гордятся быть русскими, и мне действительно было интересно погрузиться в это чувство единства. Также как фотограф я ценю зимний свет, его особую, угрюмую и темную романтику. Мне нравится делать снимки при таком освещении. И ещё мне было приятно увидеть, что современные градостроители соблюдают установленную структуру застройки и подчеркивают масштаб Санкт-Петербурга.
Эстетику ваших проектов можно назвать невозмутимой, своего рода бесстрастной. Как это помогает передать ваши идеи?
Если они кажутся невозмутимыми, это косвенная реакция на запечатленные места и на способ, которым мне казалось их лучше всего снять. Как и биграммы, эти места симметричны, и, с моей точки зрения, лучший метод передать их настроение — сделать снимок в одноточечной перспективе. Этот способ буквально предлагает точку входа и выхода из изображения. Почти как у поезда, который приходит с одной стороны станции, а уходит в другую. К тому же я всегда предпочитал делать снимки, на которых нет людей. Я привык работать именно так, и мне показалось естественным решением распространить это и на мои интерьерные проекты. Первые снимки в таком жанре я делал в заброшенных местах, и появление в кадре хотя бы одного человека было бы неестественным. Мне нравится, когда зритель внедряет своё собственное повествование в кадр. Если на нём нет людей, он читается как театральная сцена, и вы можете предполагать, что там уже произошло, а что случится в дальнейшем.
Как вы реализуете это технически? Это широкий формат или скрупулезная постобработка?
Я использую среднеформатный цифровой фотоаппарат, у которого очень большой тональный диапазон, что позволяет сохранять большое количество деталей в светлых и темных областях. Я снимаю в RAW, что позволяет мне играть с экспозицией уже на этапе обработки. Конкретно в этой работе мне хотелось выразить изначальные мотивы дизайнеров — сделать эти места символическим подземным солнцем. Я намеренно сделал их яркими, светлыми и светящимися.
Расскажите, пожалуйста, немного про концепцию вашего фотопроекта в России. Почему люди внезапно появляются среди подавляющего большинства пустынных и безжизненных изображений, а природные пейзажи — среди отполированных, почти идеально симметричных интерьерных снимков?
Исходная задумка дизайнеров заключалась в том, чтобы физически и концептуально сделать метро продолжением города. Если я правильно помню, об этом говорили как о «дворцах для людей». Сопоставление реальных дворцов со станциями метро подкрепляет эту идею. Выборочно оставляя людей в кадре, я ненавязчиво напоминаю зрителю о человеческой составляющей: именно люди создали эти места, и они же пользуются ими. Включение экскурсоводов Эрмитажа представляет собой связь истории России и её великих достижений с теми людьми, которые сегодня живут там или посещают эту страну.
Что происходит на изображениях с занавесом театральной сцены?
«Весь мир — театр, а люди — актеры. У каждого свой выход и уход. И каждый акт — иная роль, а в жизни всего семь актов». Я не мог не думать об этой цитате Шекспира, когда делал изображения. Только позднее я понял, что это понятие может выходить за рамки описания человеческой жизни и ее различных этапов и доходить до истории страны, города и его архитектуры. Когда начинаешь ощущать метро и городскую застройку над землей, кажется, что всё это — живая, дышащая сущность. Есть слои истории и время, которое ты видишь и чувствуешь. У архитектуры есть определенная продолжительность жизни, так же, как и у людей, и мне нравится думать, что включение тех сцен напоминает нам об этом.
Каков определяющий смысл вы видите во фразе «светлое будущее», которая уже стала своего рода поговоркой для русских людей?
Дизайнерская директива Сталина заключалась в том, чтобы сделать концепцию «Светлое будущее» неотъемлемой частью эстетики метрополитена. Как архитектору мне нравится идея символа и повествования в форме постройки, и мне показалось разумным отразить фундаментальную концепцию этого дизайна в названии серии.
Насколько тяжело было организовать там съёмки? Мне кажется, не так уж просто прорваться сквозь преграды работников московского метрополитена ночью.
Будучи канадцем, я запросил разрешение напрямую, но получить какой-либо ответ мне не удалось. Возможно, что-то было не так в моём послании, но это оказалось тупиком. Как только мне посчастливилось подключить к делу местного посредника, все встало на свои места, и через несколько месяцев мы получили разрешение сделать снимки. Мой продюсер был очень умен в переговорах, и я убежден, что никому другому не удалось бы добиться таких же результатов.
Что было наиболее неожиданным для вас там не как для фотографа, а как для человека?
Самое удивительное для меня было то, насколько я был взволнован наконец-то ступить на улицы Санкт-Петербурга. Я побывал на всех континентах, и мне всегда нравилось прибывать в новые страны, но очутиться здесь было чем-то иным. Я не могу точно определить, что именно это было, но я просто не мог поверить, насколько я был в восторге оказаться здесь… в России! Это было все, что вы себе представляете и одновременно то, чего представить невозможно.
После одного завершенного проекта — а мы знаем, что вы хотите издать фотокнигу с названием Bright Future — хотели бы вы вернуться в Россию? Что бы вы сняли во время вашей следующей возможной серии об этой стране?
Я бы с удовольствием поснимал какие-нибудь домашние интерьеры. Частные, личные места, в которых живут горожане. Богатые, бедные, средний класс — все они. Я думаю, это было бы следующим витком головоломки, которую нужно распутать — узнать, как действительно живут люди.
Кажется ли вам, что у вас есть миссия как у фотографа и как у человека?
Я занимаюсь фотографией большую часть своей жизни, и эти два понятия неразделимы для меня. Каждый день я просыпаюсь с тем же искренним и ярким изумлением, которое вызывает у детей мир. Для меня фотография всегда была инструментом, который открывает так много дверей. Мне посчастливилось испытать так много впечатлений просто потому, что у меня была камера со мной, и я думаю, поэтому я фотографирую так много разных вещей. Я хочу всё увидеть и ощутить.
